Современные литературоведы спорят о том, способна ли читательская эмпатия в сочетании с авторским замыслом мотивировать на общественно полезные поступки. В докладе Национального фонда искусств США «Reading at Risk» от 2004 года, где проанализирован читательский опыт 17 000 американцев, приведена связь между чтением литературы и активной гражданской позицией. Согласно данным опроса, читающие американцы чаще занимаются волонтерством и благотворительностью, хотя на эту корреляцию может влиять уровень образования или социальное положение, не учтенные в докладе. А датские ученые продемонстрировали, что информация, изложенная в повествовательной форме, сильнее влияет на наши убеждения по поводу чувств и эмоций других. Если чтение культивирует эмпатию — способность человека сопереживать и предугадывать эмоциональное состояние ближнего, — является ли начитанный человек альтруистом?
Диванная эмпатия
Еще в 1762 году подобные идеи высказывал лорд Генри Хоум, центральная фигура шотландского Просвещения. В «Основаниях критики» он писал о «всестороннем влиянии, которое язык оказывает на сердца людей; влиянии, которое более других средств укрепляет общественные связи и заставляет человека отвлечься от личных дел и проявить щедрость и благородство».
Однако уже тогда в адрес читательских переживаний звучала критика. В 1773 году английская писательница Анна-Летиция Барбо так писала о современных ей читателях: «Да, они и правда практикуют чуткость, только вот чуткость не усиливается с практикой. […] Подобная литература настойчиво взывает к нашей способности сопереживать, но не дает ни малейшей возможности выразить ее в добродетельном поступке; эти эмоции, которые мы больше никогда не познаем с такой же силой, оказываются растраченными впустую. […] Раскаяние, целомудренный стыд и негодование, отсвет морального одобрения — если эти порывы не ведут к действию, с каждым разом они тускнеют, пока разум вовсе не очерствеет». Впечатлительные читатели могут проявлять безразличие к реальным проблемам, как в рассказе очевидца от 1795 года, который цитирует Джон Тейлор в труде по английской романистике: «Я видел матерей, рыдающих в грязных мансардах над воображаемыми несчастьями книжных героинь, пока их дети плачут от голода».
Легкость, с которой литература пробуждает эмпатию, заинтересовала социального психолога Дэниела Батсона. Он провел исследование, в котором изучал уровень сочувствия членам групп, которые подвергаются социальной изоляции и осуждению. Батсон описывает возможные последствия «диванной» эмпатической реакции — малозатратной и с низким риском: «Вместо того чтобы сменить шаблон поведения и наладить с изгоем личный контакт, выстроить с ним отношения на равных или помочь, мы можем удовлетвориться самим фактом того, что проявили сочувствие, не вставая с дивана».
Книга как убежище
Литературный критик Харольд Блум тоже считает, что удовольствие от чтения — эмоция эгоистичная, а не социально направленная. В своей книге «How to Read and Why» Блум выражает скептицизм по поводу «традиционной надежды общества на то, что заботу о ближнем в человеке подпитывает развитое воображение» и отрицает, что наслаждение от чтения в одиночестве может быть как-то связано с общественным благом. Наоборот, читатель получает возможность сбежать от реальности, погрузившись в выдуманную историю — как в рассказе Элизабет Боуэн «The Happy Autumn Fields», героиню которого повествование захватывает настолько, что она забывает: вокруг нее идет война, а ее дом разрушен во время немецкой бомбардировки.
Сьюзан Кин, автор труда по теории литературы «Эмпатия и роман», утверждает, что воображаемые миры являются «безопасными зонами» для читателей-эмпатов, где от них не требуется никаких реальных ответных действий. Кин приводит в пример богатые семьи колонизаторов, промышлявшие работорговлей: чтение романов вызывало искреннее возмущение судьбой воображаемого персонажа, с которым читателя близко знакомило повествование, в то время как в реальном мире он продолжал наживаться на страданиях реально существующих людей, судьба которых его мало волновала.
Что, если при этом и в книге творится нечто ужасное? Защитный механизм есть — это так называемый эмпатически обусловленный дистресс (personal distress, empathic distress), то есть гнетущее личное переживание — возмущение, отвращение, испуг — в ответ на негативные переживания другого человека. В крайних случаях несовпадение моральных ценностей читателя и персонажа ведет к тому, что читатель прекращает чтение, чтобы избежать неприятных эмоций, провоцирующих личный дистресс. В остальных случаях эстетический литературный опыт является той безопасной буферной зоной, в которой мы можем расслабиться и понарошку прожить эмоции, на которые не решились бы в реальной жизни.
Встреча с Другим
Историк Линн Хант придерживается мнения, что через нарративную эмпатию литература взращивает общественные добродетели. В своих статьях она описывает влияние литературы 18 века на становление концепции прав человека. С точки зрения Хант, романы того периода в повествовательной форме «познакомили публику с новой психологией, с новым социальным и политическим строем» и «обратили внимание на то, что по существу все люди одинаковы, так как внутри каждого из нас идет духовный процесс». Читатели таких романов получили возможность отождествлять себя с людьми, с которыми не были знакомы лично. По этой же причине в викторианской Англии уделялось особое внимание тому, что читает молодежь. Считалось, что детективное и бульварное чтиво опасно, потому что развращают восприимчивых читателей, а сентиментальные романы, наоборот, взращивают в их сердцах такие добродетели, как сострадание и щедрость.
А когнитивный лингвист Стивен Пинкер утверждает, что традиция рассказывать истории — это своеобразная «моральная технология», которая сделала нас «лучше» («nicer») как биологический вид. Повествование само по себе расширило наш «моральный кругозор», включив в него представителей других племен и кланов. Литература дарит нам «когнитивное преимущество — возможность наблюдать, как разворачиваются гипотетические сценарии», а также «волнующую радость от сопереживания персонажам». Понимая ближнего лучше, мы ведем себя с ним лучше. История не должна быть поучительной или содержать наставления; процесс чтения сам по себе развивает в нас отзывчивость и терпимость.
Психолог Мартин Хоффман считает, что чтение книг играет важную роль в социализации и моральном становлении, развивая в читателе способность ставить себя на место другого. В своем эссе «Эмпатия и моральное развитие» Хоффман утверждает, что чувство вины за чужие страдания (empathic guilt), которое испытывают восприимчивые читатели, — ключевой мотив их будущих действий на благо общества. Сопереживая героям, юный читатель может почувствовать себя беспомощным перед лицом их страданий и замкнуться, но при правильном воспитании и поддержке со стороны родителей и учителей это чувство вины может быть преобразовано в шаблон просоциального поведения — помощь ближнему.
Как писал историк Фрэнк Лютер Мотт в эссе «Rewards of Reading», «Закрывая книгу, мы чувствуем себя больше, сильнее, духовно богаче, ведь мы прожили все этапы жизни — пусть и не своей».
Анна Ефремова